Рейтинг пользователей: / 0
ХудшийЛучший 

Posted in Землячество - Издательская деятельность

25 апреля исполнилось 75 лет легендарному строителю Пензы Валентину Журавлёву. «Улица Московская» попросила его рассказать о том, о чём мало кто знает: о военном детстве и послевоенной юности, о начале профессионального пути строителя.

 

СТУДЕНЕЦ

Родился я 25 апреля 1937 г.
Село Студенец, Наровчатский район, Пензенская область - вот моя родина.
Село не очень большое было. По архивным данным, 1020 человек.
Семья у нас была такая: дед работал плотником в колхозе, бабушка и мама занимались хозяйством.
Отец в летний период работал в колхозе, а на зиму уезжал на заработки в Ташкент. Односельчане заранее собирались в артель, ехали на станцию в 30 км от Студенца. И уже оттуда с ташкентским поездом отправлялись на заработки. Ташкент тогда строился, и строители были нужны. Отец гордился тем, что строил в Ташкенте здание правительства.
Всего нас было четверо детей: две сестры и два брата. Я - самый младший. Дом был обыкновенный, деревянный, в 4 стены и 5 окон. Размер: примерно 6x6 метров. Крыша соломенная, полы дощатые, русская печь. Мы на ней грелись, особенно когда простудишься.
Во дворе скотина: корова, телёнок, овец штук пять, куры.
Себя я помню с 4 лет. Мы провожали отца на фронт, был 1941 г.. самое начало войны. Он уходил вместе с другими мужиками. Собиралось всё село, стоял плач. Я испугался и спрятался куда-то от этого шума. Меня искали, в конце концов нашли.
И вот помню, как подводят целовать икону. Впереди отец стоит, сухощавый такой. Тогда казалось, что он в большом возрасте, хотя ему был всего только 41 год.
Отца отправили в Селиксу, организовали им курсы пулемётчиков. Он через кого-то передал нам, что их будут отправлять на фронт такого-то числа.
Но их на самом деле отправили на 3 дня раньше. Погрузили в эшелоны, и прямо под Ленинград. Я потом читал, что в эти месяцы там была самая бойня.
Больше мы от него ни одной весточки не получили, он до сих пор считается без вести пропавшим. В архивных документах написано: «Письменная связь прекращена 30 сентября 1941 г».

* * *
В войну жилось тяжело. Всё, что выра щивалось в колхозе, уходило на фронт. А мы сами ели только то, что удавалось собрать со своего личного огорода. У наc на семью было 40 соток. Там выращивалось всё, начиная от картофеля и капусты и- заканчивая пшеницей и просом. . ..
Магазин в; нашей деревне был. Заходишь, а там пустые полки. Из товаров только керосин, спички да соль.
В обычные дни ели Кашу или щи. А по большим праздникам, к Рождеству или к Пасхе, мама пекла блинчики. Их ставили на стол, безо всякой начиняй: они сами по себе были уже лакомством.
Хлеб пекли сами, в русской печи. Когда муки не хватало, тёрли в замес лебеду.
Весной и летом ели всё, что можно жевать. Где-то в мае появлялся щавель. Мы, . ребятишки, бегали его собирать. Щавель в основном на лугах, растёт, а у нас в Студенце лугов не было. Приходилось ходить за ним в соседнюю деревню, за два с половиной километра. Щавель таскали вязанками. Он кислый, его жевали все, от мала до велика. Вместе с щавелем рвали лебеду и дикий лук.
Из рабочего люда в деревне оставались только бабы да старики. Моему деду к началу войны было 66 лет. Он оставался чуть ли не самым молодым мужиком в деревне.
Хозяйство было очень тяжело вести. Тем более лошадей-то почти не было, всех лошадей в самом начале войны тоже отправили на фронт. Их собирали в табун и гнали сначала в район, а уже оттуда - по частям назначения.
Хорошо, что коров не трогали. Без коров бы точно никто не продержался. Корова - это спасительница. В каждом дворе имелось как минимум по одной. Благодаря корове наша семья не умерла с голоду.
* * *
Зимы были снежные и морозные. Бывало так, что всю улицу заносило снегом по самые крыши! А это метров пять или шесть. Избы стояли как вкопанные танки, дымились трубами. И к каждой избе - тропинка поверху.
А часов же не было ни у кого. Иной раз какая-нибудь старая бабка ложится спать, просыпается - за окном темно. Она снова спать. Проснётся, поглядит - опять темно. Ей уж спать надоело, а день всё не наступает и не наступает.
Подойдёт к двери, а дверь не открывается. Оказывается, что ей и окна, и двери занесло снегом. И вот сидит в избе своей и ждёт, когда соседи помоложе откопают её.
* * *
Ни газет, ни радио в нашем селе не было.
Про день Победы узнали так. К нам прибежал кто-то из соседнего села, где был сельсовет с телефоном, и начал кричать: «Победа! Победа!» Все повылазили на улицу из своих изб. Целый день по всему Студенцу вой стоял: кто от радости, а кто от горя. Кто-то знает, что его сын, муж или отец возвратится. А кто-то, наоборот, знает, что уже не вернётся никогда.
Я своего отца никогда не ждал. Я пони- мал, что он погиб. Был бы жив - писал бы письма, как другие писали. А от него за 4 года ни одной весточки не было.
* * *
Школа в Студенце была начальная. Я окончил 4 класса и после этого целый год сидел дома. Причина обычная: чтобы учиться дальше, надо было ходить в среднюю школу во Вьюнки, это 7 км от нас. Одного меня мать не пускала, а все остальные ребята продолжать образование не хотели. Они довольствовались 4 классами и почти сразу пошли работать в колхоз.
Я был один на всё село, кто хотел учиться дальше. Поэтому мне пришлось ждать целый год, пока не подросли другие, с кем можно ходить.
Каждый день мы ходили пешком туда и обратно, по 14 км. В зимние месяцы (январь и февраль) ходить на такие расстояния было опасно, поэтому меня определяли на квартиру во Вьюнках. С хозяйкой был уговор: туда привозишь на целую неделю мешок с картошкой и прочим, отдаёшь ей, она готовит еду.
Во Вьюнках я проучился ещё 3 года, до 7 класса. Учиться мне нравилось, я закончил 7 классов на «отлично» и в 1951 г. уехал в Пензу, чтобы попытаться поступить в техникум.

ПЕНЗА

Я не помню, кем мечтал стать. Скорее всего, никем не мечтал. Я же вырос в селе и ничего другого, кроме деревенской жизни, не видел, не знал. Машину-то впервые увидел после войны, когда в колхоз пригнали фронтовую полуторку.
На том, чтобы я поехал в Пензу, настояла мать. У неё была такая позиция, что надо учиться. Она говорила: «Чтобы стать хорошим человеком и чего-то добиться в жизни, надо много работать и учиться». Она хотела, чтобы я стал обычным рабочим советским человеком.
В Пензе у нас жили родственники по линии отца. Меня отправили к ним, они обещали помогать первое время. Поэтому сначала обосновался у них, на ул. 9 Января. Там до сих пор стоит этот 4-этажный дом.
Они стали водить меня по Пензе, мы выбирали техникум для учёбы. Первым делом зашли в Механический техникум на ул. Шмидта, он стоял по соседству с домом. Я впервые за свою жизнь увидел мастерские, увидел токарные и сверлильные станки, рабочих в спецовке. Всё жужжит, грохочет, воняет машинным маслом. Повсюду масло, солидол, грязно. Мне не понравилось.
Потом мы прошли в Строительный техникум, он находился на ул. Московской, на месте нынешнего магазина «Жемчуг». Там прямо на входе встретился его директор -Николай Михайлович Гаёв. Он говорит: «Пойдём к нам учиться!»
Походил по техникуму, мне там понравилось, и я согласился. Тем более, учащимся техникума давали общежитие, а это великое дело.
* * *
Общежитие находилось на ул. Герцена, 28, километрах в трёх от техникума. Туда и обратно ходили пешком.
Пенза в то время была хоть и старая, но красивая.
Представьте себе: деревянные тротуары, булыжные мостовые, деревянные дома с резными фасадами. Машин в 50-е годы в Пензе, считай, и не было - повсюду лошади с телегами.
Там, где сейчас подземный переход Пен-зы-1, раньше тоже был подземный прокол. Только к нему спускались не по ступенькам, а по обычному уклону. В том числе на лошадях. Я ходил через него каждое утро и каждый вечер. Дощатые тротуары, металлические поручни. Идёшь, а сверху капает.
Постепенно Пенза стала застраиваться 3-этажными и 4-этажными домами. Это были ещё сталинские дома, с большими квартирами, с богатыми фасадами. Застройка начиналась с Привокзальной площади, и уже оттуда улица ползла в центр. Город обновлялся.
Любимые места у нас были такие. Прежде всего, ул. Московская, в основном верх. Там находился кинотеатр «Пролетарий» (Московская, 1).

Потом шёл парк Белинского - там была хорошая танцплощадка.
Потом - библиотека им. Лермонтова. Читали в то время много, у библиотеки выстраивались очереди. Я ходил сюда часто, в неделю прочитывал по 2 книги. У меня был друг: он прочитывал за неделю 5 книг!
* * *
В общежитии жили хорошо и дружно. В комнате - по 4 человека. Все одинаковые, все одного возраста и достатка. Богатеньких среди нас не было, все были бедные. Все смотрели вперёд с оптимизмом, дружили,, помогали друг другу, было весело.
Общежитие - это два деревянных двухэтажных корпуса. Один - мужской, другой -женский. В женском была кубовая, где готовился кипяток. В каждой комнате имелся чайник, идёшь с ним в кубовую, наливаешь кипяточку и пьёшь вприкуску с подушечками: самые дешёвые конфеты на тот момент. Бросишь в рот и запиваешь. Иногда даже без заварки.
Плюс хлеб.
Это была вся наша еда.
Как-то раз привезли уголь для техникума, бросили клич по общежитию: «Кто, ребята, пойдёт уголь разгружать?» Его надо было выгрузить из железнодорожных вагонов, потом погрузить на бортовую машину, отвезти в котельную общежития и здесь снова выгрузить.
Поехало нас человек шесть. Работали субботу и воскресенье. Нам дали деньги, рублей по двадцать пять каждому. Это что-то значило, с учётом того, что стипендия была 175 руб.
Мы пошли в магазин, купили на эти деньги хлеба и маргарина. Приехали в общежитие и устроили настоящее пиршество: хлеб с маргарином.
* * *
Домой ездили на поезде. Если на билет денег нет, то садились зайцами на крышу и на крыше ехали. Когда летом, вполне терпимо. Самое главное - не зевать и вовремя пригибаться перед мостами и большими деревьями.
Из деревни привозили пшено, яйца, картошку - всё, что можно довезти. Первое время ешь это, а к экзаменам из еды ничего не остаётся. И вот, помню, была традиция: начинают ходить по общежитию и собирать, у кого что есть. В общий котёл.
«Кидай всё в общий котёл! Сейчас заварим!»
Ходят с этой кастрюлькой по всему общежитию, в неё бросают кто во что горазд. Кто пшена бросит, кто гороху: у кого что осталось. Собирают, заливают водой, несут на кухню и варят. Минут через тридцать уже собирается народ за столом, всем интересно, что уж теперь получится.
- Всё, наверное, готово! Снимай!
- Нет, подожди. Ещё не готово. Опять время проходит:
- Да уже пахнет! Снимай!
- Рано ещё.
Все сидят, ждут. Потом общим голосованием принимают решение, что пора снимать. Снимают и подают кастрюлю на стол.
* * *
В техникуме я учился 4 года. В конце каждого года - практика, причём серьёзная. Если это слесарная мастерская, то тебе дают болванку размером 32x36, и ты должен выточить из неё гаечный ключ. Вручную. Напильником. Если не выточишь, практику не получишь.
Если это столярная мастерская, то весь день делаешь табуретки.
Потом практика ещё серьёзнее - производственная. Сначала в Пензе: мы строили кинотеатр «Москва», что на ул. Володарского. Я лично делал там кирпичную кладку, перекрытия, ставил стропила.
«Москву» строили ещё по старым технологиям: на перекрытия шли толстые деревянные балки, к которым пришивались бруски. Делался накат, укладывались щиты, всё это
закрывалось пергамином и засыпалось шлаком для утепления и звукоизоляции (керамзита тогда ещё не было). Полы делались деревянными.
«Москву» строили без кранов, весь строительный материал поднимали вручную.
А на противоположной стороне ул. Володарского возводились 5-этажные дома: вот там была уже совсем другая технология, более современная. Там использовали железобетон, там работали башенные краны.
На третьем курсе мы проходили практику на кирпичном заводе в Саранске, нас учили изготавливать кирпич. А последняя, уже преддипломная практика, была в Татарии, в городе Зеленодольске. Это 40 км от Казани, очень красивое место. Там находился оборонный завод, на котором строились подводные лодки.
А на берегу Волги, на возвышенности, в берёзовой роще, строился жилмассив. Мы работали там дублёрами мастеров.
Начальником нашей бригады был прораб. Сам хоть и без образования, зато всё знал: как строить, что делать, на чём экономить. Если выписывает наряд на уборку территории от снега, то пишет: «Убрать от забора до забора». Квадратными метрами он не умел мерить.
Вот он нас натаскивал по всем вопросам. Вначале лаже выписал небольшое количе-
Делался накат, укладывались щиты, всё это закрывалось пергамином и засыпалось шлаком для утепления и звукоизоляции (керамзита тогда ещё не было). Полы делались деревянными.
«Москву» строили без кранов, весь строительный материал поднимали вручную.
А на противоположной стороне ул. Володарского возводились 5-этажные дома: вот там была уже совсем другая технология, более современная. Там использовали железобетон, там работали башенные краны.
На третьем курсе мы проходили практику на кирпичном заводе в Саранске, нас учили изготавливать кирпич. А последняя, уже преддипломная практика, была в Татарии, в городе Зеленодольске. Это 40 км от Казани, очень красивое место. Там находился оборонный завод, на котором строились подводные лодки.
А на берегу Волги, на возвышенности, в берёзовой роще, строился жилмассив. Мы работали там дублёрами мастеров.
Начальником нашей бригады был прораб. Сам хоть и без образования, зато всё знал: как строить, что делать, на чём экономить. Если выписывает наряд на уборку территории от снега, то пишет: «Убрать от забора до забора». Квадратными метрами он не умел мерить.
Вот он нас натаскивал по всем вопросам. Вначале лаже выписал небольшое количе-
ство денег в виде аванса: «Положено,- гово рит, - обмыть вашу первую получку». Пошли в ресторан, он на наши деньги обмыл наше финансовое благополучие.
Мы-то не пили, а он нормально угостился в тот вечер.
Хороший был мужик. Учил нас уму-разуму: как организовать, как спросить, как посчитать объём проделанной работы. Расценки тогда существовали абсолютно на всё. Была такая толстая книга с расценками, на ней основывался весь процесс.
Даже были расценки на выпрямление гвоздей! Разбираешь какую-то конструкцию - все гвозди нужно подёргать и в ведёрко какое-нибудь. А потом берёшь молоток потяжелее и выпрямляешь их.
Экономили тогда в масштабах всего государства, да и народ ещё неизбалованный был, прижимистый, деревенский. Жили по логике, что в хозяйстве всё сголится лаже старые гвозди.
* * *
Техникум я окончил в 1955 г. по специальности «промышленное и гражданское строительство».
После техникума поехал работать в Горь-ковскую область, город Кстово. Там строился нефтеперегонный завод, и требовалось большое количество специалистов. Нас поехало туда 11 человек.
Приняли с удовольствием, разместили в общежитии для инженерно-технических работников. Сама стройка находилась за 12 км от общежития, нас туда возили на бортовых машинах с дощатыми скамейками. Когда они подъезжали утром, их штурмом брали - так сильно хотелось работать.
Стройка огромная была, работы - непочатый край. Мне очень нравился этот процесс, и я был на хорошем счету. Начальник управления даже выдал мне за достигнутые успехи путёвку в Москву, на Выставку достижений народного хозяйства. Туда и обратно - в мягком вагоне.

АРМИЯ

В Кстове я отработал год, и 1 сентября 1956 г. меня забрали в армию.
На грузовой машине довезли до Дзержинска: там пересыльный пункт и железнодорожная станция. Посадили в телячьи вагоны и повезли служить. Куда везут - военная тайна,никто нам об этом не говорит.
Везут в основном ночью.
Когда проезжали мимо Москвы, то по огням догадались - Москва. А от неё еще двое суток едем и едем. Глядим: станция Полярный круг. Тут уже стало понятно, что везут на Север.
Первое время я находился в Североморс-ке. Там у меня приняли экзамен и направили в учебный отряд ВМФ на Соловецкие острова. Жили в монастыре, в бывших кельях, по 20 человек в каждой.
Климат там холодный, отопление печное. Мы сами заготавливали дрова, сами разгружали уголь. Столько матросни там было: о-о-ой! Разные учебные отряды, разные профили.
На Соловках я пробыл целый год. Учебный отряд закончил в июне 1958 г. по военной специальности «радиотелеграфист». После этого меня направили на аэродром под Архангельск. Вот там уже пошла настоящая служба.
Наша радиоточка была прикреплена к аэродрому, в задачу входило обеспечивать связь между кораблями и самолётами. В те годы как раз была израильско-египетская война, на помощь братскому народу мы перебрасывали гидросамолёты с Северного флота на Чёрное море.
Так вот, я обеспечивал радиосопровождение этих самолётов: поддерживаешь с ним связь ключом до тех пор, пока он не сядет.
Азбука Морзе давалась мне легко, и я даже участвовал в соревнованиях по скоростной радиопередаче.
Мне была присвоена категория «специалист I класса». У меня был свой радиопочерк, и друзья угадывали, что сегодня передаёт Журавлёв.
Дослужился я до самого высокого звания, какое только может быть - звания старшего матроса. Ни разу в жизни я больше не встречался с радиотелеграфией.
На кораблях я так ни разу и не побывал, хотя служил на флоте. Конечно же, на них тянуло, в этом была своя романтика. Не пугало даже то. что служить придётся 4 года вместо 3 лет.
* * *
Командиром отделения у меня был Юрка Сёмин, мы с ним всю службу прошли рука об руку.
Как-то за полгода до демобилизации наше отделение заняло первое место в военно-политической подготовке. В качестве поощрения Юрке дали отпуск на 10 дней: езжай куда хочешь, в любую точку Советского Союза. А он был сирота. Подошёл ко мне, говорит: «Слушай, Валёк. Давай-ка ты езжай. Мне всё равно ехать некуда, да и не с чем. Я никуда не поеду».
Я говорю: «Ты чего? Езжай!»
А тут ещё Женька Синдеев подлетает, он был родом из Москвы, говорит: «Валёк, поезжай!»
В общем, они вдвоём меня женили на этот отпуск, подарили путёвку на 10 дней.
Я, как матрос со стажем, сразу сообразил куда ехать - в Ташкент. Потому что дорога в счёт десяти дней не входит, а до Ташкента пилить четверо или пятеро суток. Плюс обратная дорога. Это, считай, почти месяц свободной жизни.
Кроме того, в Ташкенте v меня тогда жили Старший брат и целая куча родственников, я никогда у них не бывал, поэтому место было интересное со всех сторон.
Прокатился я до Ташкента, погостил у брата с неделю, а на обратном пути сделал остановку в Пензе, на трое суток. И вот тут я встретил свою будущую жену,
* * *
Дело было так.
Я приехал в Пензу, сестра моя жила на ул. Луначарского. Предъявился ей, посидели за столом. «Пойду, - говорю, - посмотрю Пензу». И пошёл смотреть.
Вышел по переходу на Привокзальную площадь, смотрю: идёт компания ребят, смеются. Среди них Славка Кувшинов, мы с ним учились в техникуме. Поздоровались. Оказалось, они провожают чьего-то отца на поезд, очень спешат. Мне переговорить со Славкой некогда, а хочется.
- Давай, - говорю, - потом встретимся. Он говорит:
- Давай.
- Где?
- Парк Белинского. На танцплощадке, в
восемь.
Встретились, как условились. Я - в морской форме. А разве можно рядом с танцплощадкой просто так стоять и говорить? Пошли с ним танцевать.
Там я и встретил свою будущую жену. Любовь с первого взгляда, как говорится.
Она была с подругой и с братом. Я проводил её до дома, они жили в Райках. А утром ей надо было уезжать в Кузнецк, она там училась в швейном училище. Я условился её проводить, пришёл на вокзал, обменялись адресами, и пошло.
Через 3 месяца я уже демобилизовался и вернулся в Пензу. Меня настойчиво звали в Кстов, начальник управления письма в армию писал, дескать, возвращайся к нам. Но я всё равно вернулся в Пензу и поступил в строительный институт. Это был 1959 год.

СНОВА ПЕНЗА

Первый семестр я умудрился проучиться на очном. Как получалось, сам не знаю, потому что одновременно с этим работал в Управлении начальника работ № 210 (потом его переименовали в СУ-10).
6 лет работал мастером, а потом, после окончания института в 1965 г., меня повысили до прораба, дали в подчинение почти 100 человек.
Первый мой объект как прораба - школа на 640 учащихся в Усть-Узе. Вслед за ней -городская больница № 5.
Дальше я уже не считал и не запоминал, что мы строили. Всё сливается в одну гигантскую карусель. На какой дом в Пензе ни наткнёшься, почти к каждому приложил руку.
В том, что стал строителем, не разочаровался ни разу. Ни разу. Всегда говорил и говорю: «Самая замечательная профессия на земле - это профессия строителя. Мы на земле оставляем след».
В данный момент наша организация достраивает новый Корпус для городской инфекционной больницы. И я на днях задумался: «А сколько больниц я построил за всю свою жизнь?»
Стал вспоминать, оказалось, что четырнадцать! А если брать школы, то их будет больше пятидесяти. А уж жилые дома я и не считаю.


Записал Евгений Малышев

Газета «Улица Московская» № 15 (436)
20 апреля 2012 г.